Выступление Константина Райкина состоялось. Несмотря на слабенькую наполненность зала, особенно в части партера. Константин Аркадьевич дважды сетовал на то, что не так популярен в Запорожье, как в былые годы. Однако во время многочисленных поклонов на бис обратил внимание на балкон и, надеюсь, утешился, сделав правильные выводы. Желающих послушать поэзию Мандельштама, Пушкина, Рубцова, Самойлова, Заболоцкого в его исполнении в "индустриальном центре" хватает (как ни странно). Но не ценой половины месячной зарплаты.
Так или иначе, встреча с прекрасным состоялась. И была она прекрасна… Начал Константин Аркадьевич с воспоминаний о закулисном детстве, о трепетных отношениях с мудрыми своими родителями, о том, как планировал обмануть судьбу, занимаясь спортом и наукой. И о том, как ему не удалось ее обмануть: стал-таки актером. Каким он стал актером, все присутствующие в зале знали и так, но во время поэтических декламаций смогли еще раз убедиться в таланте театральной легенды. Большая часть вечера прошла именно в формате поэтических чтений, где декламация сопровождалась страстными до сумбурности комментариями Райкина о любимых поэтах, их судьбах и их творчестве.
Биографическая часть нам с Димой была известна по первой встрече с Райкиным, которая состоялась в том же зале лет пятнадцать назад. Тогда он рассказывал, если верить моей памяти, примерно то же самое. По крайней мере, признание в том, как всю жизнь он делал исключительно то, что считал нужным, а потом оказывалось, что именно этого и хотели родители, я (тогда еще будущая мама) запомнила прекрасно. Теперь те же слова услышали и мои дети.
Ростик, знавший о том, с какими проблемами нам дались четыре билета на мероприятие, заметил по его окончании: «Честно говоря, я не очень хотел идти и переживал, что ты паришься из-за этих билетов. Но теперь я понял: оно того стоило».
А Миша, вернувшись домой, уселся писать стихи, вдохновленный чтениями мастера. Для меня это верный признак того, что действо ребенка впечатлило, независимо от того, насколько внимательно он слушал на самом вечере.
Что до взрослых, то мы как раз слушали, затаив дыхание, и покорно шли за чтецом, куда бы он ни вел: смеялись, вздыхали, утирали слезу в унисон со всем залом, пусть неполным, но чувствительным. Я особенно взволновано слушала стихи Мандельштама, любимого поэта юности. Тем более, что Райкин из всего наследия Осипа Эмильевича выбрал именно то, что я любила больше всего и ежегодно бормочу под нос в разгаре весны:
На бледно-голубой эмали,
Какая мыслима в апреле,
Березы ветви поднимали
И незаметно вечерели.
Узор отточенный и мелкий,
Застыла тоненькая сетка,
Как на фарфоровой тарелке
Рисунок, вычерченный метко, -
Когда его художник милый
Выводит на стеклянной тверди,
В сознании минутной силы,
В забвении печальной смерти.
Диму же больше всего впечатлил Заболоцкий, особенно его известная «Некрасивая девочка»:
…Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине её горит,
Всю боль свою один переболит
И перетопит самый тяжкий камень!
И пусть черты её нехороши
И нечем ей прельстить воображенье,-
Младенческая грация души
Уже сквозит в любом её движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
Так или иначе, встреча с прекрасным состоялась. И была она прекрасна… Начал Константин Аркадьевич с воспоминаний о закулисном детстве, о трепетных отношениях с мудрыми своими родителями, о том, как планировал обмануть судьбу, занимаясь спортом и наукой. И о том, как ему не удалось ее обмануть: стал-таки актером. Каким он стал актером, все присутствующие в зале знали и так, но во время поэтических декламаций смогли еще раз убедиться в таланте театральной легенды. Большая часть вечера прошла именно в формате поэтических чтений, где декламация сопровождалась страстными до сумбурности комментариями Райкина о любимых поэтах, их судьбах и их творчестве.
Биографическая часть нам с Димой была известна по первой встрече с Райкиным, которая состоялась в том же зале лет пятнадцать назад. Тогда он рассказывал, если верить моей памяти, примерно то же самое. По крайней мере, признание в том, как всю жизнь он делал исключительно то, что считал нужным, а потом оказывалось, что именно этого и хотели родители, я (тогда еще будущая мама) запомнила прекрасно. Теперь те же слова услышали и мои дети.
Ростик, знавший о том, с какими проблемами нам дались четыре билета на мероприятие, заметил по его окончании: «Честно говоря, я не очень хотел идти и переживал, что ты паришься из-за этих билетов. Но теперь я понял: оно того стоило».
А Миша, вернувшись домой, уселся писать стихи, вдохновленный чтениями мастера. Для меня это верный признак того, что действо ребенка впечатлило, независимо от того, насколько внимательно он слушал на самом вечере.
Что до взрослых, то мы как раз слушали, затаив дыхание, и покорно шли за чтецом, куда бы он ни вел: смеялись, вздыхали, утирали слезу в унисон со всем залом, пусть неполным, но чувствительным. Я особенно взволновано слушала стихи Мандельштама, любимого поэта юности. Тем более, что Райкин из всего наследия Осипа Эмильевича выбрал именно то, что я любила больше всего и ежегодно бормочу под нос в разгаре весны:
На бледно-голубой эмали,
Какая мыслима в апреле,
Березы ветви поднимали
И незаметно вечерели.
Узор отточенный и мелкий,
Застыла тоненькая сетка,
Как на фарфоровой тарелке
Рисунок, вычерченный метко, -
Когда его художник милый
Выводит на стеклянной тверди,
В сознании минутной силы,
В забвении печальной смерти.
Диму же больше всего впечатлил Заболоцкий, особенно его известная «Некрасивая девочка»:
…Мне верить хочется, что чистый этот пламень,
Который в глубине её горит,
Всю боль свою один переболит
И перетопит самый тяжкий камень!
И пусть черты её нехороши
И нечем ей прельстить воображенье,-
Младенческая грация души
Уже сквозит в любом её движенье.
А если это так, то что есть красота
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
Комментариев нет:
Отправить комментарий